В ноябре 1883 года Василий Верещагин, после долгих уговоров, согласился позировать Ивану Крамскому для портрета. К тому времени Верещагин был уже известен не только как талантливый и самобытный живописец, но и как литератор, путешественник, этнограф, боевой офицер.

Этот единственный прижизненный живописный портрет знаменитого баталиста остался недописанным. Сказался импульсивный темперамент Верещагина, который не желал попусту тратить время, зарабатывая себе «припадки азиатской лихорадки» в холодной мастерской прославленного портретиста. Крамской вновь просил его приехать и захватить несколько индийских вещей и ковров для тепла и антуража, но Верещагин решительно отказался.

Несмотря на короткий однодневный сеанс, Крамской успел схватить и обозначить во внешнем облике портретируемого характер масштабной личности. Внимание зрителя сфокусировано на спокойном лице, которое выступает из темноты благодаря направленному искусственному потоку света. Серьезный, упрямый взгляд выдает бескомпромиссную натуру, которая предпочитает действовать согласно собственным представлениям, единолично принимать решение и устанавливать круг общения. Богатырский дух и свободолюбивый характер Верещагина не знали кабинетного покоя, он всегда стремился на передовую линию событий, где подстерегала опасность. Верещагин был не из тех художников, которые раскрывали мелкие драмы человеческой жизни. Он вынашивал грандиозные замыслы, предпочитал мыслить большими сериями, исполнял большеформатные картины.

Крамской не стал близким другом или единомышленником Верещагина. Но он, как и многие современники, испытал на себе мощное воздействие его искусства, «страшную высоту и напряжение» той энергии, которая исходила от «дышащих правдой» полотен. Одним из первых Крамской смог увидеть смелые новаторские методы и открытия Верещагина, особенно в области батального жанра, и называл его «человеком новейшей формации».