1900-1910-е годы – время расцвета жанра натюрморта, его колористические богатства открывали для художников мир цвета и фантазии. Александр Головин на протяжении всей своей творческой жизни был предан стихии театра, на протяжении двух десятилетий возглавляя театрально-декорационные мастерские Императорских театров Петербурга.

Для Головина натюрморт — все то же сценическое пространство, где настоящее сливается с вымыслом, где все живет по законам искусства и игры. Театральное мышление мастера преображает, казалось бы, привычный набор предметов, одушевляя их и заставляя разыгрывать свои партии. Так, в обманчивом натюрморте «Фарфор и цветы» разворачивается целое действо — составленный, будто случайно, фарфоровый сервиз становится труппой актеров, где под сенью летящих амуров белоснежной вазы беседует влюбленная пара, изображенная в медальоне на голубом чайнике. В подчеркнутой красивости и излишней манерности проступает «мирискусническая» устремленность к эпохе рококо. Удивительная прихотливость форм и изгибов, изощренность орнаментов и линий звучат игривой музыкой пасторали. Театральной бутафорией предстают фрукты на узорах тканей, живые цветы и рисунки на вазах, полоски на фарфоре и на драпировках — все мастерски переплетено, все искусственно - лишь “мертвая натура”, оживающая только по прихоти Головина-режиссера.

Его натюрморты выявляют необыкновенный дар колориста, тонко чувствующего цветовые сочетания, едва уловимые оттенки. Объяснением этого во многом служит любовь Головина к разведению живых цветов и внимательным наблюдением за их цветением, малейшими изменениями в окраске. Головин на протяжении жизни выращивал их у себя в садах — сначала на даче в Волосове под Петербургом, затем – в Царском селе, куда переехал в 1913 году. Для колористического богатства клумб Головин специально выписывал луковицы тюльпанов, семена люпинов и роз из цветочных магазинов Голландии. Известно, что и скромная обстановка его жилища изобиловала кадками с лимонником, букетами сухоцветов, разноцветными шалями, развешанными на кремовых стенах, глиняными игрушками, расставленными на столах. Эти детали во многом и запечатлены на фонах многочисленных портретов 1910—1920-х годов, исполненных Головиным у себя дома.