Кандинский Василий (1866-1944)
Всадник. Георгий Победоносец
1914-1915
Размер - 61,4 x 91
Материал - картон
Техника - масло
Инвентарный номер - Инв.13228
Поступило из Государственного музея нового западного искусства. 1929
Темы «Всадника» и змееборчества в явном или завуалированном виде проходят сквозным лейтмотивом через произведения Кандинского 1910-х годов. Основанное художником объединение «Синий всадник» и издание одноименного альманаха были связаны с этой важной темой в его творчестве. Всадник символизировал торжество духовного начала над темной стороной материального мира. Одним из источников вдохновения послужила икона Святого Георгия, находящаяся в собрании Кандинского.
Картина является примером возвращения к фигуративности в творчестве Кандинского после периода больших абстрактных композиций. В русле национально-романтической тематики в духе Билибина и Рериха он обращается к ироническому обыгрыванию расхожих мотивов. Кандинский подчеркивает распад фабулы повествования на изолированные эпизоды. Сказочные персонажи напоминают кукол. Ощущение изоляции усугубляется большими пространственными интервалами между фигурами, что не дает повествованию сложиться во фриз. Каждый из персонажей оказывается в своем пространстве. Так, царевна, одиноко стоящая под плакучей березой, надменно опустив глаза, отворачивается в сторону. Витязь на коне с копьем наперевес несется навстречу подвигу и в результате зависает на месте в центре композиции, что подчеркнуто черным ореолом. Наконец, змий, высунувшийся из своей пещеры, встречает витязя обезоруживающей улыбкой. Очевидная бессмысленность действий усугубляется гротескным сочетанием линейного рисунка с зыбкой пуантилистской манерой изображения. Краски распределяются наподобие световоздушной взвеси и переливаются спектральными оттенками. Такая живописная манера подчеркивает зыбкость и дробность запечатленной сказочной грезы. Шатры военного стана, виднеющиеся вдали и обозначающие земной мир, призваны оттенить величие «иного, небесного града». Окутанный великолепными закатными облаками кремль возвышается над происходящим. Нелепость земных событий, таким образом, противопоставляется высшему миру абсолютных идей. В этой работе Кандинский словно фиксирует определенный набор мотивов, который в виде почти неразличимых знаков часто встречается в его произведениях этого периода.