В воспоминаниях о А.С. Голубкиной немало говорится о ее внимании к людям и большой доброте. Душевная сострадательность Голубкиной сказывалась и в отношении к животным. Особенно Анна Семёновна любила лошадей – она даже избегала ездить на извозчиках, а предпочитала ехать на трамвае; если ей предлагали взять извозчика, она говорила: «Не поеду я. Они лошадей бьют».

В рельефе «Лошади» мастером воплощена подлинная трагедия. Голубкина создала рельеф после того, как увидела, что животных вели на убой. «Они все понимали, что их ведут на смерть, и все три были чем-то схожи, и выражение обреченности у них одинаковое, – делилась Голубкина своими мыслями со знакомыми. – Так и человек перед смертью; ни сословие, ни класс не разнят их друг от друга; перед смертью все одинаковы». Голубкина всегда лепила животных с натуры, выражая их характер и суть. Скульптор избрала форму рельефа, чтобы иметь возможность «скадрировать» изображение, не показывая фигуры полностью, и тем самым сконцентрировать внимание на выражении глаз лошадей. К тому же рельеф давал возможность разместить фигуры в пространстве, легкими, почти неуловимы мазками передать вибрацию воздуха и даже показать дыхание животных.

Сохранился рассказ формовщика А.П. Свирина о работе над рельефом. При отливе рельефа в гипсе Свирин нечаянно сшиб слезинку, катящуюся по морде лошади. Неожиданно даже для себя самого он сказал в свое оправдание: «Они то плакали-плакали, а то перестали». Ожидая гнева Голубкиной, внимательной к отливам, Свирин удивился, когда, вглядевшись в рельеф, Анна Семёновна произнесла: «Как это вы так сказали: “Плакали-плакали, а потом перестали?” Я вас разорвать готова была, а вы так находчиво сказали... И как это вы только додумались?»

В 1932 году семья скульптора преподнесла произведение в дар государству в составе сохраненного наследия художника. Два года спустя в творческой студии А.С. Голубкиной был открыт первый в стране и четвертый в мире музей одного художника-скульптора. Но в 1952 году он был ликвидирован. Произведения скульптора были переданы на хранение в Государственный Русский музей и вернулись в московскую мастерскую лишь в 1976 году, когда музей был восстановлен. В 1986 году фонды мемориального музея вошли в состав Третьяковской галереи.