«Среди лиц, особенно волновавших Голубкину, – писал Максимилиан Волошин, один из первых комментаторов творчества скульптора, – надо отметить прежде всего одно лицо, часто повторяющееся в ее произведениях первого периода в разных сочетаниях, группировках и материалах». Критик имел в виду композиции А.С. Голубкиной в мраморе «Сирень» (1902), «Пленники» (1909; обе – Третьяковская галерея), «Две». Они появлялись в те годы на выставках разных художественных объединений России: «Мир искусства», «Товарищество московских художников» и др. «Это – голова девушки с очень тонкими и нервными чертами лица, – продолжал в поэтическом вдохновении Волошин. – Ее можно узнать по вытянутой вперед шее, по усталым и внимательным глазам, по полуоткрытым векам, по выражению лица – девически чистому и благоговейному». Такие тонкие одухотворенные лица нередки и в живописи рубежа ХIХ–ХХ веков, в творчестве Валентина Серова, Константина Коровина, Михаила Врубеля. Гиацинтову можно сравнить, например, с героиней полотна Врубеля «Сирень» (1900, Третьяковская галерея) или с молодой женщиной, женой художника, на картине Серова «Летом» (1895, Третьяковская галерея).

Портрет Надежды Гиацинтовой – одно из таких лиц. Он вылеплен легкими, текучими мазками в импрессионистической манере, «ласковыми прикосновениями» пальцев к глине, по выражению Волошина. Надежда Гиацинтова изображена в закрытом платье с высоким воротником, какие носили в то время. Волосы собраны в пучок, что тоже соответствует моде. Повернув голову, она слегка вытянула шею, словно вглядывается или прислушивается к чему-то. Взгляд обращен вниз, девушка избегает контакта со зрителем, стремясь остаться в уединении со своими мыслями и мечтами.

У Анны Голубкиной есть еще несколько портретов Надежды Гиацинтовой: барельеф круглой формы с профилем девушки и этюд головы. Есть предположение, что Гиацинтова – землячка скульптора и жила в Зарайске, где служила учительницей.

Своим творчеством Голубкина совершила переворот не только в построении формы скульпторами, но в восприятии скульптуры. Импрессионизм предполагал этюдное запечатление модели, и работы казались незаконченными, поэтому у зрителя появились дополнительные трудности при знакомстве с произведением: ему необходимо было «достроить» формы, угадывая замысел автора. В то же время новое искусство дарило радость узнавания и сотворчества: смотрящий на портрет постепенно всё лучше понимал характер модели, поэзию ее души.

В 1932 году портрет был передан в дар государству родственниками А.С. Голубкиной и вошел в собрание мемориального музея-мастерской. После закрытия музея в 1952 году оказался в Русском музее. В 1976 году музей-мастерская был воссоздан и произведение вернулось в Москву. В 1986 году фонды мемориального музея вошли в состав Третьяковской галереи.