В картине «Мокрый луг» впервые в русской пейзажной живописи просто и убедительно передано ощущение простора и неброской красоты равнинной национальной природы. Изображая мягкий рельеф чуть всхолмленной местности с небольшими ложбинами, озерками, вольно растущими деревьями, художник уводит взгляд зрителя в глубину картины, приглашая увидеть еще более обширное, чем земное, пространство неба. Оно движется, дышит, живет. Уходит к дальнему лесу тяжелая дождевая туча, тень от нее еще лежит на земле. Но вот уже где-то слева еще не видимые солнечные лучи осветили теплым золотистым цветом гряды легких облаков, заиграли на поверхности воды, на листьях лопушков, на травах и дальних холмах. Васильев написал этот пейзаж, живя в Крыму, куда он, 22-летний художник, вынужден был уехать для лечения тяжелой формы туберкулеза. А душа его и воображение бережно хранили образы любимой им природы средней полосы России.

Просто и немногословно Васильев выразил в этом пейзаже обобщенное представление о том, как видится ему в отдалении родной пейзаж. Из картины ушла условность, внешняя романтизация, которая присутствовала еще в его первых работах. Здесь нет резких контрастов цвета, эффектов освещения, но осталось важнейшее качество – искренность чувств, внутренняя взволнованность, которую ощущает всякий, кто вместе с художником сопереживает тончайшие движения природы, ее дыхание. В картине таится предчувствие левитановских пейзажей настроения.

В живописном решении пейзажа выразилось еще одно свойство художественной манеры Васильева: соединение свободных приемов письма в дальних планах, форме облаков, обобщенности в изображении деревьев с тщательной пластической завершенностью лопушков, трав, цветов на переднем плане. «Окончательность без сухости» – назвал эту особенность живописи художника Иван Крамской.

Для Васильева изображение неба очень многое значило в этюдах, рисунках, а затем и в картинах. Такого внимательного наблюдения над его жизнью, такого разнообразия в лепке облаков, то разбросанных по голубому своду, то вырастающих в гигантские архитектурные сооружения, мы не знаем более ни у одного живописца. У Васильева этот интерес к жизни неба стал одним из определяющих элементов творческих поисков и подтверждением неповторимости его таланта. Спустя годы Николай Ге отметил это качество в работах Васильева, сказав, что он в своих произведениях открыл для национальной живописи небо, «живое, мокрое, светлое, движущееся», и те «прелести пейзажа», которых не было до него в русских картинах.