Акварель значительно отличается от станковых работ Кандинского московского периода. Наиболее близкие аналоги – эскизы росписи фарфора. В формах и композиции рисунка отчетливо прослеживается воздействие идей супрематизма – свидетельство соприкосновения художника с представителями разных ветвей авангарда в годы работы во Вхутемасе, Гинхуке (1918–1921). Скорее всего, именно эти контакты повлияли на появление в начале 1920-х годов новой «геометрической» манеры Кандинского, которая характерна для его понимания формы уже после отъезда из России – для работ времени Баухауза. Можно предположить, что на пластический язык этой акварели оказали влияние эксперименты А.М. Родченко, с которым Кандинский тесно сотрудничал в последние годы перед отъездом. Г.Д. Костаки пишет: «Они были друзьями, и Кандинский, уезжая, даже оставил ему несколько своих работ. Две вещи Кандинского мне удалось у Родченко приобрести». Возможно, настоящая акварель – одна из них, и именно ее имеет в виду коллекционер, сообщая, что Кандинский «перед отъездом сделал только одну вещь, близкую тому, что делал в Баухаузе».