В историю отечественного искусства А.И. Кравченко, уроженец Саратова, из крестьянской семьи, вошел как интересный и разносторонний график. Графика Кравченко, виртуозно владевшего практически всеми видами гравюры и рисунка, многим известна по книгам, им проиллюстрированным. Но начинал он как живописец. В Московском училище живописи, ваяния и зодчества (1904–1910) Кравченко посещал мастерские В.А. Серова, К.А. Коровина, некоторое время учился в Художественной школе Шимона Холлоши в Мюнхене. Увлечение рисовальным и гравировальным искусством, в котором художник реализовался наиболее полно, возникло и переросло в основную профессию позже. Кравченко активно работал в рисунке, а также в технике офорта и ксилографии. Смелый новатор, он выработал в графике неповторимый авторский язык, позволявший передать эмоционально-романтическое восприятие мира. Далекий от авангардных течений и многочисленных арт-группировок 1910–1920-х годов, тяготевший к классике, Кравченко выступил инициатором создания общества «Четыре искусства». В 1924 году оно объединило крупных мастеров живописи, графики, скульптуры и архитектуры под лозунгом синтеза искусств.

Признание в качестве книжного иллюстратора к художнику пришло в 1920-х. Всего Алексей Ильич проиллюстрировал 70 книг. В основном это были произведения близких ему по духу писателей-романтиков, как русских, так и западноевропейских. Яркие, нередко фантастические образы Н.В. Гоголя, А.С. Пушкина, А.В. Чаянова, Гофмана, Байрона, Бальзака нашли в нем одного из лучших интерпретаторов.

В 1937 году Кравченко взялся иллюстрировать большую поэму, вернее, роман в стихах, «Дон-Жуан» лорда Байрона. Образов Дон-Жуана в мировой культуре немало, авторская фантазия и идеи их интерпретации поистине безграничны. В романтическом и вместе с тем ироническом произведении Байрона знаменитый севильский соблазнитель представлен молодым повесой, который отчаянно ищет удачу. Он постоянно попадает в разные и порой опасные переделки – бежит из родной Севильи, переживает страшную бурю на море, попадает в сераль турецкого султана, оказывается свидетелем осады Измаила войсками А.В. Суворова, а затем направляется в Петербург ко двору Екатерины II. Кравченко взялся за иллюстрации к произведению одного из своих любимых авторов с энтузиазмом, но поэма с его иллюстрациями так и не была напечатана, хотя замечательные рисунки художника неоднократно воспроизводились в посвященных ему изданиях.

Кравченко иллюстрирует сцены осады Измаила, описанные Байроном в песнях 7–8. Он изображает огромную турецкую крепость, нависшую над Дунаем, почти как природное явление. Природа у Кравченко обычно выступает проводником скрытых сил, знаком той запредельной реальности, которая определяет смысл изображаемой сцены. И здесь мусульманская крепость, несмотря на всю ее природность и громадность, подчеркнутую изображением с низкой точки зрения, неизбежно должна отступить и в конце концов исчезнуть под натиском сил порядка, олицетворяемых противником. Недаром в поэме Байрона турецкая крепость извергает из себя пламя и раскаленные ядра, словно Везувий или Этна, а русские войска под водительством Суворова наступают, несмотря на страшные потери, планомерно беря одну высоту за другой и «храня порядок, словно на параде».